Неточные совпадения
В середине рассказа старика об его знакомстве с Свияжским ворота опять заскрипели, и на двор въехали
работники с поля с сохами и боронами. Запряженные в сохи и бороны лошади были сытые и крупные.
Работники, очевидно, были семейные: двое были
молодые, в ситцевых рубахах и картузах; другие двое были наемные, в посконных рубахах, — один старик, другой
молодой малый. Отойдя от крыльца, старик подошел к лошадям и принялся распрягать.
В
молодой и горячей голове Разумихина твердо укрепился проект положить в будущие три-четыре года, по возможности, хоть начало будущего состояния, скопить хоть несколько денег и переехать в Сибирь, где почва богата во всех отношениях, а
работников, людей и капиталов мало; там поселиться в том самом городе, где будет Родя, и… всем вместе начать новую жизнь.
Всего было двое
работников, оба
молодые парня, один постарше, а другой гораздо
моложе. Они оклеивали стены новыми обоями, белыми с лиловыми цветочками, вместо прежних желтых, истрепанных и истасканных. Раскольникову это почему-то ужасно не понравилось; он смотрел на эти новые обои враждебно, точно жаль было, что все так изменили.
Хозяйка предложила Нехлюдову тарантас доехать до полуэтапа, находившегося на конце села, но Нехлюдов предпочел идти пешком.
Молодой малый, широкоплечий богатырь,
работник, в огромных свеже-вымазанных пахучим дегтем сапогах, взялся проводить. С неба шла мгла, и было так темно, что как только малый отделялся шага на три в тех местах, где не падал свет из окон, Нехлюдов уже не видал его, а слышал только чмоканье его сапог по липкой, глубокой грязи.
Вечером я был в небольшом, грязном и плохом театре, но я и оттуда возвратился взволнованным не актерами, а публикой, состоявшей большей частью из
работников и
молодых людей; в антрактах все говорили громко и свободно, все надевали шляпы (чрезвычайно важная вещь, — столько же, сколько право бороду не брить и пр.).
Один из
работников капитана,
молодой парубок Иван, не стесняясь нашим присутствием, по — своему объяснял социальную историю Гарного Луга. Чорт нес над землей кошницу с панами и сеял их по свету. Пролетая над Гарным Лугом, проклятый чертяка ошибся и сыпнул семена гуще. От этого здесь панство закустилось, как бурьян, на том месте, где случайно «ляпнула» корова. А настоящей траве, то есть мужикам, совсем не стало ходу…
Все это слабо освещалось одною стеариновою свечкою, стоявшею перед литографическим камнем, за которым на корточках сидел Персиянцев. При этом слабом освещении, совершенно исчезавшем на темных стенах погреба и только с грехом пополам озарявшем камень и
работника,
молодой энтузиаст как нельзя более напоминал собою швабского поэта, обращенного хитростью Ураки в мопса и обязанного кипятить горшок у ведьмы до тех пор, пока его не размопсит совершенно непорочная девица.
Пошабашив, пошли ужинать к нему в артель, а после ужина явились Петр со своим
работником Ардальоном и Мишин с
молодым парнем Фомою. В сарае, где артель спала, зажгли лампу, и я начал читать; слушали молча, не шевелясь, но скоро Ардальон сказал сердито...
Он уже хотел повернуться и пойти посмотреть на село, авось там не навернется ли какой-нибудь
работник, когда на крыльце «Расставанья» показался целовальник. С ним вышли еще какие-то два
молодых парня.
Но вот с той стороны, из господской усадьбы, приехали на двух подводах приказчики и
работники и привезли с собою пожарную машину. Приехал верхом студент в белом кителе нараспашку, очень
молодой. Застучали топорами, подставили к горевшему срубу лестницу и полезли по ней сразу пять человек, и впереди всех студент, который был красен и кричал резким, охрипшим голосом и таким тоном, как будто тушение пожаров было для него привычным делом. Разбирали избу по бревнам; растащили хлев, плетень и ближайший стог.
Княгиня. Главное, вы поймите: сын мой теперь женится на дочери. Я согласилась, но девушка привыкла к роскоши и потому должна иметь свое обеспечение, а не лечь всей тяжестью на моего сына. Он, положим,
работник и замечательный
молодой человек.
И старый Тойон тоже плакал… И плакал старый попик Иван, и
молодые божьи
работники лили слезы, утирая их широкими белыми рукавами.
А между тем
работники кинули на золотую чашку Макаровы жерди, и его дрова, и его пахоту, и всю его работу. И всего оказалось так много, что золотая чашка весов опустилась, а деревянная поднялась высоко-высоко, и ее нельзя было достать руками, и
молодые божьи
работники взлетели на своих крыльях, и целая сотня тянула ее веревками вниз.
Даже
молодые люди в длинных рубахах и с белыми крыльями, жившие у старого Тойона в
работниках, приходили из своей половины к дверям и с удивлением слушали речь Макара, поталкивая друг друга локтями.
Они, Астаховы, впятером жизнь тянут: Кузьма со старухой, Марья и сын с женой. Сын Мокей глух и от этого поглупел, человек невидимый и бессловесный. Марья, дочь, вдова, женщина дебелая, в соку, тайно добрая и очень слаба к
молодым парням — все астаховские
работники с нею живут, это уж в обычае. Надо всеми, как петух на коньке крыши, сам ядовитый старичок Кузьма Ильич — его боится и семья и деревня.
В саду пахло горячими вишнями. Уже зашло солнце, жаровню унесли, но все еще в воздухе держался этот приятный, сладковатый запах. Вера сидела на скамье и смотрела, как новый
работник,
молодой прохожий солдат, делал, по ее приказанию, дорожки. Он резал лопатой дерн и бросал его в тачку.
— Старуха-то жива. Надысь в церкви была. Старуха твоя жива. Жива и
молодая хозяйка твоя. Что ей делается.
Работника нового взяла.
Дело ее непривычное,
молодое; ты станешь спрашивать многого; ну, как она тебе не угодит, для меня будет нехорошо; а если ты уж так порешился, так лучше я тебе
работника выставлю».
По краям дома пристроены светелки. Там хозяйские дочери проживали,
молодые девушки. В передней половине горница хозяина была, в задней моленная с иконостасом в три тя́бла. Канонница с Керженца при той моленной жила, по родителям «негасимую» читала. Внизу стряпущая, подклет да покои
работников да работниц.
За ним туда же пошли жившие у него
работники и работницы, потом старики со старухами, да из
молодых богомольные.
В оранжерее графов N. происходила распродажа цветов. Покупателей было немного: я, мой сосед-помещик и
молодой купец, торгующий лесом. Пока
работники выносили наши великолепные покупки и укладывали их на телеги, мы сидели у входа в оранжерею и беседовали о том, о сём. В теплое апрельское утро сидеть в саду, слушать птиц и видеть, как вынесенные на свободу цветы нежатся на солнце, чрезвычайно приятно.
— Экой ты прыткой, Маркел Аверьяныч! — сказал
молодому пильщику, парню лет двадцати пяти, пожилой бывалый
работник Абросим Степанов. Не раз он за Волгой в лесах работал и про Чапурина много слыхал. — Поглядеть на тебя, Маркелушка, — продолжал Абросим, — орел, как есть орел, а ума, что у тетерева. Борода стала вели́ка, а смыслу в тебе не хватит на лыко.
Несколько поодаль от них на темной, грязной траве сидел
работник Евсей,
молодой, безусый парень в рваном кургузом тулупе и совершенно пьяный.
Об Офенберге мне достаточно вам сказать десять слов: это был
молодой юноша, которого, мне кажется, должны бы имитировать все актеры, исполняющие роль
работника, соблазняемого хозяйкою в известной пиеске «Мельничиха в Марли». У нас все считали его дурачком, хотя он, впрочем, имел в себе нечто расчетливое и мягко-коварное, свойственное тем особенным простячкам с виду, каких можно встречать при иезуитских домах в rue de Sèvres и других местах.
Молодых медиков, агрономов, учителей, вообще интеллигентных
работников, боже мой, отрывают от дела, от честного труда и заставляют из-за куска хлеба участвовать в разных кукольных комедиях, от которых стыдно делается всякому порядочному человеку!
Наступала весна. Почки набухали, пробивались веселые стрелки
молодой травы, желтоватые луговины получали зеленоватый отсвет. Однажды под вечер на дворе появился полный старик-китаец в меховом треухе, с рябым, безусым лицом. У него была старчески-добрая улыбка; он ковылял на больных ногах, опираясь на длинную, тонкую палку. Китайцы-работники, почтительно глядя на него, сообщали нам...
Татьяна Петровна поправлялась — это вносило радость в сердце не только Бориса Ивановича, но и всех окружающих
молодую девушку, начиная с Марьи Петровны и Гладких и кончая последним
работником высокого дома. Все домашние буквально обожали ее.
Теперь, когда глава семьи, единственный после Даши
работник и кормилец был в могиле,
молодой девушке пришлось еще тяжелее.
Но рубля в день он не наколачивал. Не то что те двое лихачей. Каждый из них либо два с полтиной, либо три и три с четвертаком привезет. Толстый-то сам хозяйствует, а
молодой —
работник, так тот из выручки себе откинет не меньше двух двугривенных.